 |
|
|
(автобиографическое)
Случилось, что в конце восьмидесятых я поселился в типовой многоэтажке в спальном районе на севере Москвы - Бибирево.
Многоэтажка располагалась на улице Мурановской и была ничем не примечательным серым местом. Впрочем, несколько особенностей всё-таки были.
Это была так называемая "малосемейка", то есть некогда ведомственный дом, в который заселялись граждане, приехавшие в Москву из других областей СССР "по лимиту", на определённый срок. Лимитчики были людьми, работавшими на грязных, тяжёлых и непрестижных работах на Бескудниковском комбинате ЖБИ. Как вот сейчас гастарбайтеры, только тогда слова такого не было..
Лимитчики (или лимитчицы) мечтали полностью и окончательно обосноваться в столице и с этой целью активно пытались жениться на коренных москвичках. Так вот и образовывались молодые семьи, преимущественно без детей и особого имущества, оттого и возникло название "малосемейка". Бывшие лимитчики сразу же после женитьбы увольнялись с комбината и начинали искать лучшую, менее тяжёлую работу и часто её находили. Много таких домов было в городе. На том же комбинате ЖБИ работали и мои солдаты, у которых я в то время был старшиной. Вот поэтому меня туда и поселили.
Я жил основательно в этом доме. Это была самая первая моя квартира, малогабаритная двухкомнатная квартира с небольшой кухней, крохотной ванной, микроскопическим туалетом и узеньким коридорчиком. Одна комната в ней была побольше и она была с балконом. Вторая комната была поменьше, метров двенадцать. В большой комнате тогда жила семья из четырёх человек - здоровенный мужик, кажется из Рязани, - некогда обычный лимитчик, работавший мастером на комбинате, его жена - москвичка и двое детей, девочек. А я, конечно, занимал маленькую комнату с одним окном, без балкона и жил один.
Это была самая настоящая МОЯ квартира, в которой я жил так, как хотел сам, впервые отдельно от матери.
От прошлых жильцов в моей комнате остался полуразбитый шкаф и цветок с засохшей землёй в горшке на стене, и тогда, после заселения, было приложено много усилий для создания уюта. Первым делом были куплены плотные шторы на окна, чтобы можно было спать днём после дежурства. Скоро появились стулья, кровать, складной стол-книжка, кресло, настольная лампа, ковёр на полу, тумбочка и телевизор, взятый напрокат в Доме Быта. И ещё появился предмет моей особой гордости - маленький холодильник "Морозко", в который свободно помещался батон хлеба, полкило колбасы и столько же овощей.. Ну ещё кусочек сыра. )
И даже появилась кошка. Кошка была абсолютно чёрная и она просто взяла и появилась. То есть я её не приносил ниоткуда и не покупал. Она просто однажды пришла ко мне и стала жить в моей комнате. Кошка была диковатая и иногда сметала со стен мои цветы в горшках, но мы с ней всё равно как-то ладили. У кошки не было имени, но она со временем смирилась с тем, что я её звал просто "Кошка". Кошка стала последним штрихом в обустройстве квартиры и я всегда знал, что она сидит у меня Дома на холодильнике "Морозко" и ждёт меня со службы. Я теперь думаю, что она даже знала моё воинское звание и место, где я служу.
А сам наш дом располагался всей своей шириной параллельно улице Пришвина и на его углу громоздился Универсам. Универсам из-за своих размеров был именно с большой буквы и именно "громоздился". Он и сейчас там есть, этот Универсам, только теперь он стал маленький и затерялся среди множества новых торговых центров, магазинов строительных товаров и модных гипермаркетов. Теперь он просто обычный магазин-универсам. А тогда Универсам громоздился и был нашей гордостью. Мы так и описывали свой дом друзьям, которые должны были приехать в гости: "на улице Мурановская угловой дом с Универсамом" и никто никогда не ошибся адресом и не заблудился.
Иногда у меня случался выходной день в будни из-за суточного дежурства. Выходной начинался утром, в девять часов, когда в часть приходили офицеры, а я сдавал кому-то из них дежурство и шёл домой отдыхать. И вот я приходил домой утром, когда мужская часть жильцов нашего дома уже ушла на работу, а женская ещё возилась на кухнях, и кормил свою кошку. А потом подходил к окну и начинал смотреть на Универсам.
Ко входу в Универсам тянулись по утрам ручейками женщины с бидонами. Знаете, раньше были такие металлические эмалированные бидоны с широким горлышком и крышкой, как на кастрюлях. Бидоны у всех были разными по размерам и расцветкам, но чаще всего бидоны были красными в белый горошек. Женщины по одной исчезали в дверях Универсама и через некоторое время выходили обратно, неся свои бидоны перед собой и очень осторожно. Бидоны были полны молока, которое продавалось "на разлив" в специальном отделе Универсама и женщины несли его домой, чтобы готовить еду детям. Это действо повторялось ежедневно и через некоторое время я уже различал женщин и их бидоны. Потом бидоны и принадлежащие им женщины скрывались в доме, всё затихало до вечера, а я ложился спать.
По вечерам во двор Универсама приезжала "бочка". Бочка - это такой двухколёсный прицеп к автомобилю. Её отцепляли от грузовика и устанавливали, подпирая колёса кирпичами. Открывался металлический ящик, пристроенный к бочке сзади и становились видны гранёные поллитровые кружки. Рядом с бочкой на деревянную табуретку садилась огромная тётка в халате, бывшем во время своей молодости белым, и вывешивала бумажный лист с ценами.
И вот из подъездов нашего дома начинали медленно выплывать те же самые бидоны, что и утром, преимущественно красные в белый горошек, но теперь уже без женщин, а с мужиками. Мужики эти недавно пришли с работы и выглядели усталыми, но у них у всех была общая цель и какое-то общее знание.
Я теперь думаю, что эти бидоны жили сами по себе, своей особой бидоньей жизнью, и лишь позволяли себя нести, а точнее - прогуливать по улице. По утрам позволяли женщинам, а вечерами - мужикам. Мне кажется, я тогда даже мог определить, какому вечернему мужицкому бидону принадлежит та или иная утренняя женщина.
Бидоны вместе с мужиками выстраивались в огромную очередь возле бочки и тихо перестукивались-переговаривались своими боками, пока очередь двигалась, приближаясь к торгующей тётке. А в бочке было пиво. Просто пиво. Все знали, что в этой бочке - именно пиво, но никто и никогда не мог бы сказать наверняка, какого оно сорта. Да тогда и не различали пиво по сортам: их, преимущественно, было всего два - "Жигулёвское" и "Московское". Ну, может, ещё несколько сортов было, но это уж совсем экзотика. Зато все бидоны и держащие их мужики знали, что пиво в этой бочке - холодное и не слишком разбавленное. И мужики курили и гудели о чём-то своём, стоя в очереди, а я наблюдал из своего окна за этой вот вечерней жизнью.
И тогда мне очень захотелось иметь такой же бидон, вот такой же красный в белый горошек. И так же стоять вечером в этой очереди за пивом..
Но потом, уже будучи в хозяйственном магазине, я подумал, что раз уж у меня нету женщины, которая по утрам ходила бы за молоком, то и "женский" красно-белый бидон мне ни к чему. И купил нормальный такой мужской бидон серо-голубого цвета.
И пошёл с ним тем же вечером за пивом к бочке.
.... Нет, вообще-то. Всё не так. Нельзя тут сказать "пошёл с ним тем же вечером за пивом к бочке". На самом деле мы с бидоном готовились к приезду бочки задолго до вечера. Мы вымылись от магазинной пыли и оттёрли со дна ярлычок с ценой и артикулом. А потом ещё долго смотрели вниз на Универсам, ожидая бочкиного приезда. Бидон сидел на подоконнике, а я стоял рядом и курил. Мы ожидали нашего первого выхода в свет и нетерпеливо смотрели вниз на Универсам. И вот когда бочка наконец-то приехала, мы с бидоном степенно пошли к ней. Вот как надо сказать. ))
В очереди я чувствовал себя неуютно. Во-первых, я не знал никого из гудевших между собой мужиков ни в лицо, ни по именам, а во-вторых мой бидон был слишком новым, блестящим и было очень заметно, что мы с ним тут впервые. Мужиков было как-то слишком много, они все были знакомы друг с другом и переговаривались даже как бы прямо сквозь меня. В общем, я переминался с ноги на ногу, курил больше обычного и вообще чувствовал себя крайне неуютно.
Но наконец моя очередь подошла и тётка в халате взяла в руки мой бидон. Она поставила его на площадку бочки, смахнув с неё разлившееся ранее пиво какой-то не слишком опрятной тряпкой, отогнала рукавом осу и открыла кран. Из крана брызнуло в бидон и он моментально вспотел. Давайте я не стану и говорить о том, что он вовсе не "запотел", а именно вспотел. От крайнего удовольствия и смущения этим своим удовольствием.
Мне кажется, от избытка чувств я не взял у тётки сдачу и сразу же, практически не отходя от бочки, приложился губами к бидону.
Горло бидона было широкое, так что я пил прямо с поверхности пива, просто втягивая его в себя. Это было просто необъяснимо здорово - находиться лицом внутри бидона и пить холодное пиво, глядя как уменьшается его уровень и на внутренних эмалированных стенках становятся видны маленькие неровности и точечки.
Наконец я оторвался, стёр рукой с лица пену, вдохнул и обратился к мужикам из очереди, - нельзя ли мне дополнить доверху свой бидон?
Мужики одобрительно загудели, расступились, а я подошёл к тётке и всё повторилось.
...
На следующий день мы с бидоном уже были "своими" в этой мужицкой очереди и он сам уже весело перестукивался своим боком с боком какого-то неизвестного мне синего бидона.
|
|
